Житель Петербурга англичанин Крейг Эштон представляется так: «Переводчик, преподаватель, блогер, эмбодимент-фасилитатор». Он учит английскому сотрудников «ВКонтакте» и других IT-компаний, обожает русское кино и сам успел поработать на съемочной площадке. Но известен Крейг, в первую очередь, своими удивительными историями о жизни в России. Счет его подписчикам в Facebook идет уже на десятки тысяч.
– Крейг, наша тема сегодня – «Межкультурные коммуникации»: язык, общение, погружение в другую культуру, вот это все. Но сначала о тебе: откуда ты, какая у тебя семья, какая самая большая мечта и любимый алкогольный напиток?
– Я из маленького городка на севере Англии, около Манчестера. Папа – фермер, мама – жена фермера, три сестры и много племянниц. Моя главная мечта сейчас – это издавать книгу в России: чтобы я зашел в Дом книги на Невском, и она там продавалась. Жена русская. Детей пока нет. Любимый алкогольный напиток – «Банана», это такой английский эль.
– Отличная мечта – мы тоже хотим твою книгу. А с чего вдруг нормальный английский мальчик начал учить русский язык?
– Ну, я посмотрел на карту мира, понял, что Япония и Китай – это слишком далеко, алфавиты ужасные, огромные такие алфавиты. Европейские языки я не хотел. В Европе очень много людей говорит на испанском, на французском. Я думал, это большой плюс, если у меня будет русский – это редкий язык.
Вторая причина – романтическое чувство к России из-за этих американских пропагандических фильмов, где русские – такие мощные, крутые все, блондинистые, с вот такими мышцами. Я хочу туда!
Ну и история Второй мировой интересовала, и, конечно, Россия и Советский Союз играли огромную роль в этом. Я очень хотел приехать, смотреть на танки, читать истории. И про Распутина тоже!
Немножко я логично подошел к этому вопросу и немножко с сердцем.
– Ну хорошо, а как ты смог не бросить – особенно когда дошел до русских глаголов движения?
– Не знаю. Я бросил все остальное. Так сильно влюбился. Сидел в своей маленькой комнате в университете с этими глаголами – записал, перевел, записал, перевел. В голову не пришло бросать никогда. Это был такой большой челлендж. 20 лет назад я решил: «Я буду! Я буду это выучить!»
– А что такое твоя загадочная «эмбодимент-фасилитация»? И как связана с преподаванием английского?
– Эмбодимент – это телесная психотерапия. Есть такая книга – «Тело все помнит» Бессела ван дер Колка, слышали? Что травма остается в теле. И надо работать не только с разумом, но и с телом. Как это связано с иностранным языком? Вот иностранные слова, их не надо переводить. Потому что во время перевода все искажается. Человек, который говорит на своем родном, не переводит с другого языка напрямую на свой язык. Слова «горячий», «вкусный», «кислый», «мокро», «сухо» понимаются телом, чувствами (если понятно, что я имею в виду). И во время урока я активизирую эти чувства и помогаю студентам английские слова связывать со своим телом.
У меня было романтическое чувство к России из-за этих американских фильмов, где русские – такие мощные, блондинистые, с вот такими мышцами.
– Как ты это сказал без запинки: «Активизирую», – ничего себе! Скажи, а сложно ли преподавать айтишникам? Они интроверты, их не разговорить…
– Да, там много интровертов, и я обычно разбиваю группы не по уровню английского, а по уровню разговаривать. То есть все тихие – в одной группе, все болтуны – в другой. С тихими – сначала узнаю, почему они такие. Если это психологическая травма из школы, когда их убедили, что они не способны выучить язык, я работаю с этим, показываю, что безопасно разговаривать на английском. Но некоторые из них такие по природе – тихие. А те, которые боятся, я их разболтаю (как это сказать?). Разбалтываю.
– Чтобы во взрослом возрасте выучить язык на приличном уровне, что посоветуешь?
– Осознать, что в школе учили плохо. Если я вас учил плавать и заставлял плавать в песке – тогда вы бы, возможно, пришли к выводу, что вы не сумеете плавать. Лингвистика была очень развита в России, но методика преподавания в школах в основном вела к тому, чтобы человек никогда не заговорил на языке.
Так что сначала надо избавиться от этого чувства «Я не могу». Мозг так думает, тело так думает: «Зачем мне стараться, если все-таки ничего не получится?» И это убивает мотивацию.
Следующий совет – проводить очень много времени с английским языком. Говорить с самим собой, слушать музыку, подкасты, детские песни, смотреть фильмы – чтобы мозг принял этот язык как свой. Тогда мозг не будет противостоять, автоматически будет улавливать все. Надо получить удовольствие от этих звуков, от всяких форм, как «ing» и «have been doing». Много людей боятся, их наказали в школе за то, что они не поняли. И эта боль теперь связана с грамматикой.
– В России культура более консервативная, чем на Западе. Ты, когда сюда переехал, это чувствовал?
– Я приехал феминистом – нас всех превращают в феминистов в школах – и старался уговорить каждую русскую девушку открыть бизнес и работать в офисе и так далее. Да, у вас много консервативных позиций. Для меня вначале это был шок, потому что нас учат этой «прогрессивной идеологии». Теперь я стал похож на вас. Я очень консервативный и даже более консервативный, чем многие русские. В Англии меня не терпят. Им не нравятся мои мнения.
– А вот стиль общения в российских и в английских офисах сильно отличается? Что можно, чего нельзя…
Много людей боятся говорить на английском, их наказали в школе за то, что они не поняли. И эта боль теперь связана с грамматикой.
– У меня мало опыта в английских офисах, потому что я рано уехал, я там работал всего пару лет. В русских IT-компаниях – таких, как «ВКонтакте» и другие – мало отличий. Вот эти компании, они послали людей в Калифорнию посмотреть, как там все устроено, – в Google и так далее. И принесли обратно это в Россию. И атмосфера, и корпоративная культура похожи на западные.
В других компаниях, обычных, это не так мягко, как в Англии, – отношения между людьми. Как будто несмазанные части в машине, и они скрипят. Человек в офисе может жестко обращаться к тебе. Я помню, как мне это не нравилось. И я бы сказал, это главное различие: у нас агрессия выходит по-разному. В России открыто. Это если тут неправильно переходишь улицу: «Тебе что, жить надоело?!» Такой мужской голос, басом. Мы в Англии так не говорим, мы все смягчаем свой голос, чтобы не пугать никого. Вы, русские, правильно сделали, что оставили это. У меня вначале не было навыков послать человека, если он грубо ко мне обращался, а в России это нормально работает, когда научишься. С тобой грубо поговорили – ты грубо отвечал, даже какое-то удовольствие получил от этого.
– А что главное в коммуникациях между людьми разных национальностей и культур? У тебя жена русская, она в другом культурном слое росла. Как вы с ней налаживали контакт?
– Раньше было много проблем. Я бы два совета дал. Первый – постоянно иметь в виду, что этот человек может какие-то слова не так понимать и обидеться, и что ты можешь то же самое делать. То есть в главном вы видите мир абсолютно одинаково, но иногда – совсем по-другому.
Второй совет – иметь сильное желание понимать. Даже если это новый человек, надо тепло относиться к нему, как к хорошему другу. Я заметил: когда у нас хорошо – с Алисой (женой) или с любым человеком, – даже если я начинаю уставать и плохо говорю, все всё понимают. Как только кто-то ставит жесткую границу и пропадает вот это желание понимать… Тогда, даже если я говорю на безупречном русском, будет конфликт.
– Ты приехал когда-то из Англии не в Москву, а сразу в Петербург. Чтобы больше было похоже на Европу все вокруг?
– Да, я трусил. Был вариант ехать в Москву, но я же вырос на ферме, далеко от всех, это было слишком для меня тогда. И потом, этот город близко от границы – можно пешком сбежать, если что.
В России, если неправильно переходишь улицу, слышишь басом: «Тебе что, жить надоело?!» В Англии мы все смягчаем свой голос, чтобы не пугать никого.
– Но ты не сбежал, а наоборот. Скажи, действительно Петербург кардинально отличается от Москвы?
– Я недавно задавал себе этот вопрос. Месяц назад я приехал из Москвы и очень сильно чувствовал, что есть разница. Примерно так, как будто люди в Москве сейчас куда-то идут, а люди в Петербурге сидят на улице и пьют чай. И поменьше стремления... В Москве я не знаю, куда они идут и будет ли там хорошо, но они идут стремительно. Вот такое чувство было. Петербург – это МОЙ город. Но я уже начал думать про Москву...
– Расскажи про свои связи с российским кинематографом. Мы узнали, что ты бывал на съемочной площадке у Алексея Балабанова. И что ты даже в какой-то роли снялся в одном сериале. Как это получилось?
– Вы знаете режиссера Дмитрия Месхиева? Я ему преподавал английский. Он очень-очень приятный и добрый человек. Пару раз меня спас. Дал деньги в долг, когда не было квартиры. Он меня познакомил с женой Балабанова Надеждой, и я жил у них дома, их сын Петя был мой ученик, я был его как бы… гувернер.
И я мечтал, я долго мечтал быть в русском кино. И когда я узнал у Месхиева, что снимается фильм «Ладога» про войну, я подошел и нагло попросился. Можно посмотреть: третья серия, время 13:49, вот там я – немецкий пилот.
– Недавно у тебя в «Фейсбуке» был пост про наши культовые фильмы. Как человек из другой страны смотрит кино, на котором мы в России выросли, и что это совсем другое видение. А что тебя вообще в этих фильмах больше всего удивило?
– Количество правды. Человеческой правды тяжелой. Например, «Осенний марафон». Главный персонаж – это я, которым я был раньше, который не мог ни от чего отказаться, который не имел моральный стержень и страдал из-за этого. Мне жалко было, что я не видел 10 лет назад. Но, возможно, тогда бы я не понял. Есть такое выражение на русском, такой вопрос: «Как мне выйти из жопы ?» – «Да никак, сиди в жопе !» Прошу прощения за грубые слова, вот этот фильм для меня значит это. Ну, сиди, беги свой марафон – сиди с женой, которую не любишь, сиди с этой женщиной, с которой ты изменяешь, пожалуйста, сколько хочешь! Жестко так, вот такое жесткое сообщение. Такой фильм был бы не таким популярным в Англии. Русские его обожают. Все мне 15 лет говорили: «Смотри этот фильм! Он смешной!» По-моему, он не очень смешной.
– Кстати, о твоем блоге. Ты пишешь замечательно. Но почему твой блог на русском и о России?
– Я любил писать совсем маленьким, когда был в школе. И мой преподаватель сказал: «Крейг, у тебя хорошо получается!» Он дал мне верить в себя.
Когда я первый раз вернулся в Англию из Петербурга, я писал рассказы про Россию, чтобы объяснить своим друзьям, что там со мной происходило. Там чувствуется некая агрессия к России, потому что я вообще не умел тут жить и не понимал ничего. Теперь мои рассказы стали более добрыми.
На «Фейсбуке» у меня в Англии только мама, папа, сестры и один друг, который у меня остался, остальные – они все русские. И вот поэтому пишу на русском.
Ощущение, что в Москве люди все время куда-то идут, а в Петербурге – постоянно сидят на улице и пьют чай.
– Представь, что твои английские друзья собираются ехать в Россию: «Крейг, что самое главное мы должны знать, что мы должны взять с собой?»
– Взять сейчас с собой зимнюю одежду и водонепробиваемую обувь. Точно надо выучить несколько русских слов, чтобы пойти в магазин. «Магазин», «хлеб», «соль», «каша» – то, что им нужно. Потому что в магазинах бывает сложно что-то найти. Это если в маленьком городе – в супермаркетах все просто. Но хотя бы какие-то диалоги выучить: «Пакет нужно? Оплата картой?» – и так далее. Без этого сложно. Это я бы себе сказал 20 лет назад. Сейчас очень много русских, которые говорят на английском и очень доброжелающие к англичанам, что тут находятся.
– Последний вопрос: а через десять лет где ты будешь и кем ты будешь? Как думаешь?
– Хочу, чтобы у меня была своя школа: эмбодимент-фасилитация и преподавание английского. Я хочу работать с этим, очень хочу развивать это. Это самое интересное для меня. Я хочу жить в Москве, потому что – ну, там деньги. И я хочу, чтобы у меня дома была сауна или баня. Это моя мечта. И чтобы была дача с бочкой холодной воды на улице рядом с баней. Наверняка через десять лет я буду здесь, в России.
Если едете в Россию, нужно взять с собой зимнюю одежду, водонепробиваемую обувь и выучить несколько русских слов: «магазин», «хлеб», «соль», «каша».
